Маленькая книжка о большой памяти
Содержание:
- Искусство забывать
- Искусство забывать
- А можно ли забыть?
- Рейтинги и баллы
- Приемы эйдотехники
- Трудности
- Гарри Лорейн, Джерри Лукас — «Развитие памяти»
- С чего все начиналось?
- Как запоминал гений?
- Побочные действия и передозировка
- Трудности
- Исходные факты
- Лучшее в категории — PC игры / Arcade
- Исходные факты
- Трудности
Искусство забывать
Мы подошли вплотную к последнему вопросу, который нам нужно осветить, характеризуя память Ш. Этот вопрос сам по себе парадоксален, а, ответ на него остается неясным. И все-таки мы должны обратиться к нему.
Многие из нас думают: как найти пути для того, чтобы лучше запомнить. Никто не работает над вопросом: как лучше забыть?
С Ш. происходит обратное. Как научиться забывать? – вот в чем вопрос, который беспокоит его больше всего…
Ш. часто выступает в один вечер с несколькими сеансами, и иногда эти сеансы происходят в одном и том же зале, а таблицы с цифрами пишутся на одной и той же доске.
«Я боюсь, чтобы не спутались отдельные сеансы. Поэтому я мысленно стираю доску и как бы покрываю ее пленкой, которая совершенно непрозрачна и непроницаема. Эту пленку я как бы отнимаю от доски и слышу ее хруст. Когда кончается сеанс, я смываю все, что было написано, отхожу от доски и мысленно снимаю пленку… Я разговариваю, а в это время мои руки как бы комкают эту пленку. И все-таки, как только я подхожу к доске, эти цифры могут снова появиться. Малейшее похожее сочетание, – и я сам не замечаю, как продолжаю читать ту же таблицу».
Ш. пошел дальше; он начал выбрасывать, а потом даже сжигать бумажки, на которых было написано то, что он должен был забыть…
Однако «магия сжигания» не помогла, и когда один раз, бросив бумажку с записанными на ней цифрами в горящую печку, он увидел, что на обуглившейся пленке остались их следы, – он был в отчаянии: значит и огонь не может стереть следы того, что подлежало уничтожению!
Проблема забывания, не разрешенная наивной техникой сжигания записей, стала одной из самых мучительных проблем Ш. И тут пришло решение, суть которого осталась непонятной в равной степени и самому Ш., и тем, кто изучал этого человека.
«Однажды, – это было 23 апреля – я выступал 3 раза за вечер. Я физически устал и стал думать, как мне провести четвертое выступление. Сейчас вспыхнут таблицы трех первых… Это был для меня ужасный вопрос… Сейчас я посмотрю, вспыхнет ли у меня первая таблица или нет… Я боюсь, как бы этого не случилось. Я хочу – я не хочу… И я начинаю думать: доска ведь уже не появляется, – и это понятно почему: ведь я же не хочу! Ага!.. Следовательно, если я не хочу, значит, она не появляется… Значит, нужно было просто это осознать»
Удивительно, но этот прием дал свой эффект. Возможно, что здесь сыграла свою роль фиксация на отсутствие образа, возможно, что это было отвлечение от образа, его торможение, дополненное самовнушением, – нужно ли гадать о том, что остается нам неясным?…Но результат оставался налицо…
Вот и все, что мы можем сказать об удивительной памяти Ш., о роли синестезий, о технике образов и о «мнетотехнике», механизм мы которой до сих пор остаются для нас неясными…
1. По такой технике «наглядного размещения» и «наглядного считывания» образов Ш. был очень близок к другому мнемонисту Ишихара, описанному в свое время в Японии. Tukasa SusuKita. Untersuchungen eines auborordentichen Gedachtnisses in Japan. «Tohoku Psychological Folia», I. Sendai, 1933-1934, pp.15-42,111-134.
2. См.: Леонтьев А. Н. Развитие памяти. М., 1931; его же. Проблемы развития психики. М., 1959; Смирнов А. А. Психология запоминания. М., 1948; и др.
3. Есть данные, что памятью, близкой к описанной, отличались и родители Ш. Его отец – в прошлом владелец книжного магазина, – по словам сына, легко помнил место, на котором стояла любая книга, а мать могла цитировать длинные абзацы из Торы. По сообщению проф. П. Дале (1936), наблюдавшего семью Ш., замечательная память была обнаружена у его племянника. Однако достаточно надежных данных, говорящих о генотипической природе памяти Ш., у нас нет.
4. Стоит вспомнить тот факт, что изучение случаев патологического ослабления узнавания лиц – так называемые агнозии на лица или «прозопагнозия», большое число которых появилось за последнее время в неврологической печати, не дает еще никаких опор для понимания этого сложнейшего процесса.
Искусство забывать
Мы подошли вплотную к последнему вопросу, который нам нужно осветить, характеризуя память Ш. Этот вопрос сам по себе парадоксален, а, ответ на него остается неясным. И все-таки мы должны обратиться к нему.
Многие из нас думают: как найти пути для того, чтобы лучше запомнить. Никто не работает над вопросом: как лучше забыть?
С Ш. происходит обратное. Как научиться забывать? – вот в чем вопрос, который беспокоит его больше всего…
Ш. часто выступает в один вечер с несколькими сеансами, и иногда эти сеансы происходят в одном и том же зале, а таблицы с цифрами пишутся на одной и той же доске.
«Я боюсь, чтобы не спутались отдельные сеансы. Поэтому я мысленно стираю доску и как бы покрываю ее пленкой, которая совершенно непрозрачна и непроницаема. Эту пленку я как бы отнимаю от доски и слышу ее хруст. Когда кончается сеанс, я смываю все, что было написано, отхожу от доски и мысленно снимаю пленку… Я разговариваю, а в это время мои руки как бы комкают эту пленку. И все-таки, как только я подхожу к доске, эти цифры могут снова появиться. Малейшее похожее сочетание, – и я сам не замечаю, как продолжаю читать ту же таблицу».
… Ш. пошел дальше; он начал выбрасывать, а потом даже сжигать бумажки, на которых было написано то, что он должен был забыть…
Однако «магия сжигания» не помогла, и когда один раз, бросив бумажку с записанными на ней цифрами в горящую печку, он увидел, что на обуглившейся пленке остались их следы, – он был в отчаянии: значит и огонь не может стереть следы того, что подлежало уничтожению!
Проблема забывания, не разрешенная наивной техникой сжигания записей, стала одной из самых мучительных проблем Ш. И тут пришло решение, суть которого осталась непонятной в равной степени и самому Ш., и тем, кто изучал этого человека.
«Однажды, – это было 23 апреля – я выступал 3 раза за вечер. Я физически устал и стал думать, как мне провести четвертое выступление. Сейчас вспыхнут таблицы трех первых… Это был для меня ужасный вопрос… Сейчас я посмотрю, вспыхнет ли у меня первая таблица или нет… Я боюсь как бы этого не случилось. Я хочу – я не хочу… И я начинаю думать: доска ведь уже не появляется, – и это понятно почему: ведь я же не хочу! Ага!.. Следовательно, если я не хочу, значит, она не появляется… Значит, нужно было просто это осознать»
Удивительно, но этот прием дал свой эффект. Возможно, что здесь сыграла свою роль фиксация на отсутствие образа, возможно, что это было отвлечение от образа, его торможение, дополненное самовнушением, – нужно ли гадать о том, что остается нам неясным?… Но результат оставался налицо…
Вот и все, что мы можем сказать об удивительной памяти Ш., о роли синестезий, о технике образов и о «мнетотехнике», механизмы которой до сих пор остаются для нас неясными…
Сноски
1. По такой технике «наглядного размещения» и «наглядного считывания» образов Ш. был очень близок к другому мнемонисту Ишихара, описанному в свое время в Японии. Tukasa SusuKita. Untersuchungen eines auborordentichen Gedachtnisses in Japan. «Tohoku Psychological Folia», I. Sendai, 1933-1934, pp.15-42,111-134.
2. См.: Леонтьев А. Н. Развитие памяти. М., 1931; его же. Проблемы развития психики. М., 1959; Смирнов А. А. Психология запоминания. М., 1948; и др.
3. Есть данные, что памятью, близкой к описанной, отличались и родители Ш. Его отец – в прошлом владелец книжного магазина, – по словам сына, легко помнил место, на котором стояла любая книга, а мать могла цитировать длинные абзацы из Торы. По сообщению проф. П. Дале (1936), наблюдавшего семью Ш., замечательная память была обнаружена у его племянника. Однако достаточно надежных данных, говорящих о генотипической природе памяти Ш., у нас нет.
4. Стоит вспомнить тот факт, что изучение случаев патологического ослабления узнавания лиц – так называемые агнозии на лица или «прозопагнозия», большое число которых появилось за последнее время в неврологической печати, не дает еще никаких опор для понимания этого сложнейшего процесса.
А можно ли забыть?
Пожалуй, во всем хороша золотая середина. И гениальная способность Вениамина Соломоновича Шерешевского лишь подтверждает этот факт. Если обычным людям нужно тренировать навыки эффективного запоминания, то для гения вопрос стоит иначе. А. Лурия пишет: «Как научиться забывать? – вот в чем вопрос, который беспокоит его (Шерешевского) больше всего…» .
В книге автор показывает, насколько мучительной бывает для мнемониста его уникальность. Автор наблюдал, как Шерешевский пробовал забыть ту информацию, которую он запоминал на сеансе. В ход шли самые разные способы: от сжигания бумаги с цифрами и буквами до стирания информации с воображаемой «доски» и закрытия ее воображаемой пленкой. Однако цифры и слова не спешили покидать память гения. Достаточно небольшого случайного совпадения, как все, что так тяжело забывалось, возвращалось вновь.
Этот вопрос невероятно мучил Вениамина Соломоновича. Он искал способы эффективно забывать, и Лурия отмечает, что решение все-таки нашлось. Оно именовалось одним общим словом «осознание». Автор записал наблюдения Шерешевского: «Однажды, – это было 23 апреля – я выступал 3 раза за вечер. Я физически устал и стал думать, как мне провести четвертое выступление… Это был для меня ужасный вопрос… Сейчас я посмотрю, вспыхнет ли у меня первая таблица или нет… Я боюсь, как бы этого не случилось. Я хочу – я не хочу… И я начинаю думать: доска ведь уже не появляется, – и это понятно почему: ведь я же не хочу! Ага!.. Следовательно, если я не хочу, значит, она не появляется… Значит, нужно было просто это осознать» .
Итак, память – совсем не простой процесс. Некоторые ее механизмы до сих пор вызывают споры среди психологов. Однако ответ на один из вопросов стал очевидным благодаря гениальному С. В. Шерешевскому и не менее гениальному А. Р. Лурии: границы памяти невозможно измерить. Они, как линии горизонта, будут уходить тем дальше, чем ближе мы к ним подбираемся
Важно научиться жить в гармонии с тем, чем тебя наградила природа. Даже если этот дар – гениальная память, способная удивлять своей безграничностью
Список использованных источников:
- 1. Лурия А. Р. Маленькая книжка о большой памяти / А. Р. Лурия – М.: Книга по Требованию, 2013. – 88 с.
- 2. Сдобнов С. «Маленькая книжка о большой памяти» Александра Лурия рассказывает о том, на что способен человек // Ведомости. – 28.08.2017.
- 3. Лурия А.Р. Лекции по общей психологии / — СПб.: Питер, 2006. — 320 с: ил. — (Серия «Мастера психологии»).
Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна
- Писать или не писать? – вот в чем вопрос https://psychosearch.ru/7reasonstowrite
- Как стать партнером журнала ПсихоПоиск? https://psychosearch.ru/onas
- Несколько способов поддержать ПсихоПоиск https://psychosearch.ru/donate
Рейтинги и баллы
Приемы эйдотехники
Безусловно, любой дар – это ноша. Зачастую тяжелая. Справиться с ней под силу не каждому гению.
Спустя время Шерешевский ушел из газеты и стал профессиональным мнемонистом. Он публично демонстрировал свои способности. Объемы информации, которую пришлось запоминать, увеличились. Создавать длинные «пути» из образов было все более проблематично, а потому пришлось всерьез задуматься об упрощении приемов запоминания.
Когда мнемоника стала деятельностью, приносящей гению доход, в ход пошли самые разные способы, упрощающие процесс. Лурия в своей книге образно называет этот период «вторым» в развитии памяти гения.
Так, на данном этапе Соломон Вениаминович использовал следующие приемы:
- Увеличение размеров образов. Кроме того, применялась их правильная (с точки зрения мнемониста) расстановка.
- Сокращение образов и замена их символами. Испытуемый отмечал, что раньше для запоминания он представлял всю картину и каждую мелочь, сопровождающую тот или иной образ. Эта техника стала слишком энергозатратной, а потому ей на замену пришло сокращение. Шерешевский выделял одну деталь, которая относилась к образу (например, вместо всадника он представлял ногу со шпагой).
- Осмысление образов. Все числовые, словесные ряды, которые предлагались мнемонисту для запоминания, были лишены смысла. Сложность их возрастала. Чтобы воспроизвести такую информацию, Шерешевский раскладывал длинные фразы или числовые ряды на небольшие составные элементы (слоги, отдельные цифры). Именно к этим коротким элементам подбирались образы, которые становились устойчивыми и работали безошибочно. В дальнейшем этот прием стал одним из ведущих в арсенале Шерешевского и позволял ему воспроизводить большую по объему и невероятно сложную информацию даже спустя 15 лет.
Трудности
При всех преимуществах непосредственного образного запоминания оно вызвало у Ш. естественные трудности. Эти трудности становились тем более выраженными, чем больше Ш. был принужден заниматься запоминанием большого и непрерывного меняющегося материала, – а это стало возникать все чаще тогда, когда он, оставив свою первоначальную работу, стал профессиональным мнемонистом… Начинается второй этап – этап работы над упрощением форм запоминания, этап разработки новых способов, которые дали бы возможность обогатить запоминание, сделать его независимым от случайностей, дать гарантии быстрого и точного воспроизведения любого материала и в любых условиях.
Гарри Лорейн, Джерри Лукас — «Развитие памяти»
Пожалуй, первая книга, на которую стоит обратить внимание, если вы ищите легкий и удобный в применении self-help по развитию и укреплению памяти. Лорейн — один из самых известных мировых специалистов по мнемонике, его работы регулярно появлялись в списках бестселлеров
Запоминать числа, иностранные слова, лица и даты, выступления и прочитанные книги — всё это можно делать лучше с помощью простых мнемонических приёмов, которые принесут пользу в повседневной жизни
Лорейн — один из самых известных мировых специалистов по мнемонике, его работы регулярно появлялись в списках бестселлеров. Запоминать числа, иностранные слова, лица и даты, выступления и прочитанные книги — всё это можно делать лучше с помощью простых мнемонических приёмов, которые принесут пользу в повседневной жизни.
С чего все начиналось?
Автор познакомился с Шерешевским в 20-х годах ХХ столетия. Редактор одной из газет обратился к А.Р. Лурии с просьбой проверить память одного из его подопечных (Шерешевский в то время работал репортером). Психолог к просьбе отнесся серьезно, но особого значения новому знакомству не придал, а потому приступил к исследованию весьма буднично.
Осознание, что Шерешевский – человек с феноменальной памятью, пришло быстро. Лурия давал ему максимально сложные задания, просил запомнить и воспроизвести сначала 30, а затем 50 и 70 чисел или слов. Шерешевский с каждым заданием справлялся на отлично.
Психолога удивил не только тот факт, что обычный с виду человек может запомнить большое количество информации без заучивания. Память испытуемого была весьма гибкой: он воспроизводил длинные числовые ряды в прямом и обратном порядке, с одинаковой легкостью запоминал как целые слова, так и отдельные слоги.
Немногим позже стало ясно: эта фантастическая память не знает границ. Шерешевский запоминал числовые или словесные ряды, независимо от их длины. Но более всего удивлял тот факт, что воспроизводить ранее услышанную информацию Соломон Вениаминович мог спустя месяц, год и даже через 10 лет.
Как запоминал гений?
Одна из особенностей памяти Шерешевского – ее непосредственность. Все слова и цифры он превращал в зрительные образы. Чтобы запомнить, мнемонист сначала внимательно смотрел на предложенный ряд слов или цифр, затем закрывал глаза и на несколько секунд открывал их вновь. Далее он отворачивался и по сигналу воспроизводил весь числовой или словесный ряд на бумаге (если это была таблица) или устно.
При этом текст не подвергался какой-либо логической обработке. Так, Лурия описал интересный эксперимент: Шерешевскому дали инструкцию запомнить ряд слов. После того, как он удачно выполнил задание, его попросили выписать из представленного ряда только названия птиц. Соломон Вениаминович удивился: «Там были птицы?». Лишь после такого «открытия» мнемонист вновь воспроизвел ряд слов (безошибочно), но выискивая в нем названия птиц.
Образы не были случайны. Многие из них хранились в детских воспоминаниях гения и сортировались по порядку, увеличиваясь в размерах .
А. Лурия говорит о высоком развитии синестезии у мнемониста: «Ш. неоднократно замечал, что если исследующий произносит какие-нибудь слова, например, говорит «да» или «нет», подтверждая правильность воспроизводимого материала или указывая на ошибки, – на таблице появляется пятно, расплывающееся и заслоняющее цифры; и он оказывается принужден внутренне «менять» таблицу. То же самое бывает, когда в аудитории возникает шум. Этот шум сразу превращается в «клубы пара» или «брызги», и «считать» таблицу становится труднее. Эти данные заставляют думать, что процесс удержания материала не исчерпывается простым сохранением непосредственных зрительных следов и что в него вмешиваются дополнительные элементы, говорящие о высоком развитии у Ш. синестезии» .
Мнемонист особо чувствовал, переживал все то, что запоминал. Звук у него ассоциировался с каким-либо цветом, вкусом. Интересна его беседа Л. С. Выготским. Шерешевский отметил, что голос психолога «желтый, рассыпчатый» . Кроме того, он говорил, что каждый звук цветной. Также он переживал запоминание цифр, слов.
Исходя из этих наблюдений, Лурия сделал вывод о том, что у Шерешевского не существовало четкой, осознаваемой грани, которая отделяет ощущения органов чувств у всех остальных людей. Ему такое отделение было чуждо.
Интересно, что в случае запоминания длинного ряда слов, цифр мнемонист выставлял образы в виде воображаемой длинной дороги. При этом ассоциация исчезала, если гения отвлекали, и столь же быстро возвращалась, если экспериментатор ставил задачу вновь запомнить материал.
Когда стало понятно, что объем памяти Шерешевского безграничен, Лурия сделал попытку проследить, насколько удачно происходит процесс «забывания». Отмечается, что такие случаи встречались достаточно часто. Однако забывание было весьма специфичным: случаев неточного воспроизведения информации практически не отмечалось, тогда как пропуски встречались часто.
Данное явление вполне объяснимо. Пропуски не были следствием ошибок запоминания, а трактовались как особенности восприятия. Например, они происходили в том случае, если предмет (слово, цифру) сложно разглядеть.
Побочные действия и передозировка
После закапывания возможно временное возникновение таких побочных эффектов, как понижение остроты зрения, ощущение жжения и дискомфорта в глазах. Данные, касающиеся передозировки рассматриваемым средством, отсутствуют.
В случае попадания в глаза большого количества лекарственного раствора рекомендуется промыть их под чистой проточной водой.
Трудности
При всех преимуществах непосредственного образного запоминания оно вызвало у Ш. естественные трудности. Эти трудности становились тем более выраженными, чем больше Ш. был принужден заниматься запоминанием большого и непрерывного меняющегося материала, – а это стало возникать все чаще тогда, когда он, оставив свою первоначальную работу, стал профессиональным мнемонистом… Начинается второй этап – этап работы над упрощением форм запоминания, этап разработки новых способов, которые дали бы возможность обогатить запоминание, сделать его независимым от случайностей, дать гарантии быстрого и точного воспроизведения любого материала и в любых условиях.
Исходные факты
В течение всего нашего исследования запоминание Ш. носило непосредственный характер, и его механизмы сводились к тому, что он либо продолжал видеть предъявляемые ему ряды слов или цифр, или превращал диктуемые ему слова или цифры в зрительные образы. Наиболее простое строение имело запоминание таблицы цифр, писанных мелом на доске. Ш. внимательно вглядывался в написанное, закрывал глаза, на мгновение снова открывал их, отворачивался в сторону и по сигналу воспроизводил написанный ряд, заполняя пустые клетки соседней таблицы, или быстро называл подряд данные числа. Ему не стоило никакого труда заполнять пустые клетки нарисованной таблицы цифрами, которые указывали ему вразбивку, или называть предъявленный ряд цифр в обратном порядке. Он легко мог назвать цифры, входящие в ту или другую вертикаль, «прочитывать» их по диагонали, или, наконец, составлять из единичных цифр одно многозначное число. Для запечатления таблицы в 20 цифр ему было достаточно 35 – 40 секунд, в течение которых он несколько раз всматривался в таблицу; таблица в 50 цифр занимала у него несколько больше времени, но он легко запечатлевал ее за 2,5 – 3 минуты, в течение которых он несколько раз фиксировал таблицу взором, а затем – с закрытыми глазами – проверял себя … Как же протекал у Ш. процесс «запечатления» и последующего «считывания» предложенной таблицы? Мы не имели другого способа ответить на этот вопрос, кроме прямого опроса нашего испытуемого. С первого взгляда результаты, которые получились при опросе Ш., казались очень простыми. Ш. заявлял, что он продолжает видеть запечатлеваемую таблицу, написанную на доске или на листке бумаги, и он должен лишь «считывать» ее, перечисляя последовательно входящие в ее состав цифры или буквы, поэтому для него в целом остается безразличным, «считывает» ли он таблицу с начала или с конца, перечисляет элементы вертикали или диагонали, или читает цифры, расположенные по «рамке» таблицы. Превращение отдельных цифр в одно многозначное число оказывается для него не труднее, чем это было бы для каждого из нас, если бы ему предложили проделать эту операцию с цифрами таблицы, которую можно было длительно разглядывать. «Запечатленные» цифры Ш. продолжал видеть на той же черной доске, как они были показаны, или же на листе белой бумаги; цифры сохраняли ту же конфигурацию, которой они были написаны, и, если одна из цифр была написана нечетко, Ш. мог неверно «считать» ее, например, принять 3 за 8 или 4 за 9
Однако уже при этом счете обращают на себя внимание некоторые особенности, показывающие, что процесс запоминания носит вовсе не такой простой характер
Лучшее в категории — PC игры / Arcade
Исходные факты
В течение всего нашего исследования запоминание Ш. носило непосредственный характер, и его механизмы сводились к тому, что он либо продолжал видеть предъявляемые ему ряды слов или цифр, или превращал диктуемые ему слова или цифры в зрительные образы. Наиболее простое строение имело запоминание таблицы цифр, писанных мелом на доске.
Ш. внимательно вглядывался в написанное, закрывал глаза, на мгновение снова открывал их, отворачивался в сторону и по сигналу воспроизводил написанный ряд, заполняя пустые клетки соседней таблицы, или быстро называл подряд данные числа. Ему не стоило никакого труда заполнять пустые клетки нарисованной таблицы цифрами, которые указывали ему вразбивку, или называть предъявленный ряд цифр в обратном порядке. Он легко мог назвать цифры, входящие в ту или другую вертикаль, «прочитывать» их по диагонали, или, наконец, составлять из единичных цифр одно многозначное число.
Для запечатления таблицы в 20 цифр ему было достаточно 35 – 40 секунд, в течение которых он несколько раз всматривался в таблицу; таблица в 50 цифр занимала у него несколько больше времени, но он легко запечатлевал ее за 2,5 – 3 минуты, в течение которых он несколько раз фиксировал таблицу взором, а затем – с закрытыми глазами – проверял себя…
Как же протекал у Ш. процесс «запечатления» и последующего «считывания» предложенной таблицы?
Мы не имели другого способа ответить на этот вопрос, кроме прямого опроса нашего испытуемого.
С первого взгляда результаты, которые получились при опросе Ш., казались очень простыми.
Ш. заявлял, что он продолжает видеть запечатлеваемую таблицу, написанную на доске или на листке бумаги, и он должен лишь «считывать» ее, перечисляя последовательно входящие в ее состав цифры или буквы, поэтому для него в целом остается безразличным, «считывает» ли он таблицу с начала или с конца, перечисляет элементы вертикали или диагонали, или читает цифры, расположенные по «рамке» таблицы. Превращение отдельных цифр в одно многозначное число оказывается для него не труднее, чем это было бы для каждого из нас, если бы ему предложили проделать эту операцию с цифрами таблицы, которую можно было длительно разглядывать.
«Запечатленные» цифры Ш. продолжал видеть на той же черной доске, как они были показаны, или же на листе белой бумаги; цифры сохраняли ту же конфигурацию, которой они были написаны, и, если одна из цифр была написана нечетко, Ш. мог неверно «считать» ее, например, принять 3 за 8 или 4 за 9
Однако уже при этом счете обращают на себя внимание некоторые особенности, показывающие, что процесс запоминания носит вовсе не такой простой характер.
Трудности
При всех преимуществах непосредственного образного запоминания оно вызвало у Ш. естественные трудности. Эти трудности становились тем более выраженными, чем больше Ш. был принужден заниматься запоминанием большого и непрерывного меняющегося материала, – а это стало возникать все чаще тогда, когда он, оставив свою первоначальную работу, стал профессиональным мнемонистом…
Начинается второй этап – этап работы над упрощением форм запоминания, этап разработки новых способов, которые дали бы возможность обогатить запоминание, сделать его независимым от случайностей, дать гарантии быстрого и точного воспроизведения любого материала и в любых условиях.